Расправа

Начальник областного отдела Комитета Госбезопасности Бортников задерживался сегодня у себя в кабинете сверхобычного – нужно было лично встретить командированых к нему из Управления офицеров КГБ. Время было за пол-ночь и с минуты на минуту ему должны были доложить о том, что рейсовый пассажирский самолёт приземлился, «гости» встречены и служебная машина везёт их для знакомства с ним. Тогда он сможет позволить себе выкурить ещё одну сигарету, учёт которым с недавних пор начало вести зашалившее сердце.
Его первый помощник, капитан Егоров, расскладывал на огромном столе все нужные для встречи и дальнейшей работы с командировочными бумаги.
-Думаю, этих двух вариантов операции им хватит.- Бортников потянулся всем своим огромным телом на своём кресле начальника. Он любил это, из чистой кожи кресло, этот просторный, защищённый толстыми стенами и надёжной охраной кабинет, и любил, конечно же, власть, к которой устремился ещё со студенческой скамьи. Власть карать и миловать.
-Безусловно,- поддакнувший Егоров, в борьбе со сном, нашёл в себе силы выдавить из себя более-менее льстивую улыбку.- Большую часть работы проделал наш отдел, Валерий Владимирович: планирование операции, слежка, группы прикрытия – всё это Ваши идеи. За парнями из центра остаётся малое...
-Ну, не скажи, капитан,- начальник выразительно посмотрел на телефон, который вот-вот должен был зазвонить.- Тебе лично когда-нибудь убивать приходилось?
Егоров замешкался с бумагами на столе и с ответом своему начальнику. Нет, он не убивал и навряд ли когда-нибудь это сделает из-за рода своей бюрократической службы. Тем более его всегда пугали чувства человека идущего на запланированное убийство.
-Вот видишь, капитан – этим ребятам тоже не так то просто в своей работе...
Зазвонил телефон, Бортников снял трубку и молча выслушал доклад.
-Прибыли, минут через двадцать будут здесь,- услышанным начальник поделился со своим помощником.- Давай-ка ещё раз освежим память и пройдёмся по пунктам – эти ребята не любят канители: одежду подобрали?..
-Да, и обувь тоже.
-Жильё?..
-Они решили остановиться на ведомственной квартире, а питаться в ближайшей столовой.
-Так и знал, что откажутся от гостиницы,- Бортников, уже давно пропитавшийся духом и удобствами кабинетной работы, навряд ли бы нашёл в себе силы отказаться, пусть и от советского, но люксуса.- Машину выделили?
-Да, из нашего гаража, но без шофёра, как они и просили. Завтра с утра уже могут покататься по намеченным маршрутам операции, познакомиться с местностью и по-наблюдать за объектом. Я буду с ними всё это время.
-Вот и возможность тебе будет... так сказать..,- начальник подбирал слова,- по-учиться боевой работе наших товарищей... Оружие убийства готово?
-Так точно – обрезок толстой арматуры,- капитан пальцами показал примерный диаметр железной палицы.- Уже лежит в предоставленной им машине...
Через четверть часа к ним в кабинете присоединились трое командированых для спецоперации офицеров КГБ в гражданской одежде. Работа этих подтянутых, сильных, волевых и смелых людей излучающих мужество, доверие и интеллигентность, была убийством тех, кто был неугоден советской власти. Перед своими жертвами они могли предстать и врачами, и милиционерами, и уголовниками: всё зависело от условий их работы и нужной общественной реакции на неё.
Сейчас они на двое суток и не более прибыли в этот город, в эту область, что бы жестоко расправиться с одним из нежелающих подчиняться законам государства сектантом, инсценировав всё это под разбойное нападение. Вина же, или даже преступление этого человека было в том, что он составил объёмное письмо, собрал под ним подписи и переправил его как донос на свою Родину за границу в лапы империалистов. Потеряв разум и совесть в своей клевете на советское государство он указывал в своём письме на то, что в тюрьмах СССР содержатся, подвергаются унижениям, мучениям и пыткам многие сотни людей желающих верить в Бога без надзора и указки власти атеистов. Этот человечишко бросил вызов всей стране, своему Отечеству, партии коммунистов! Его не научили ни прошлая судимость, ни тюремный срок тому, что значит быть советским человеком и не избавили его сознание от религиозного мракобесия. Таких людей необходимо наказывать! Публично! Что бы его сектантские братья-сёстры научились думать и делать выводы!
Но для настоящих советских граждан подобные экзекуции должны выглядеть или как несчастные случаи, или, как в данном случае – делом уголовников...

Аркадий не строил себе ни надежд, ни иллюзий на то, что власти оставят его в покое. Он был тем, кто должен был взять на себя всю ответственность того письма, которое он передал через работника шведского посольства в надежде, что оно дойдёт до внимания верующих за границей и проблема репрессий советских христиан коснётся сердец братьев и сестёр по вере. Там, за железным занавесом тоталитарного государства должны знать, что вера Христа ещё не замученна и не задушенна идеологией безбожья, и молитвы тех, кто готов сострадать мученникам, будут им живительной поддержкой.
Но его настораживал тот факт, что, когда содержание письма стало достоянием иностранной гласности (чего он ни как не хотел, обращаясь лишь к христианам), а в возникших открытых вопросах к советским властям на имя Аркадия зарубежные христиане стали ссылаться как на главного свидетеля, то против него не последовало реальных карательных мер. Конечно, его тут же вызвали в обком партии, где был и представитель КГБ, и участковый, но того давления и тех угроз, которые ему приходилось испытывать ранее и за более мелкие «проступки» перед торжествующей идеологией атеизма, не было. Он уже давно был готов и к новому следствию, и суду, и тюрьме, но всё затихло и его больше не тревожили... Только всегда жизнерадостная жена становилась изо дня в день всё молчаливее и тише, и старалась каждую минуту, когда он был дома, быть рядом с ним. Ей не надо было много знать - её чувствительное и очень доброе сердце не обманывалось видимым спокойствием...

Аркадий работал на крупном заводе разнорабочим – хотя он и имел востребованную и хорошо оплачиваемую специальность, но после тюремного срока по статье приближённой к антигосударственной, найти работу даже по самому низкому окладу, для него, имеющему немаленькую семью, было большой удачей, благословением. После последнего суда, с конфискацией имущества, куда вошёл и их просторный дом, его семья ютилась, пусть и у родственников, но в маленькой, съёмной квартирке, сразу за чертой города. На работу и с работы он добирался на рейсовом автобусе. Автобусная остановка была недалеко от заводских ворот, рядом с небольшим продовольственным магазином. Почти каждый день после работы Аркадий, по поручению жены, что-то покупал в этом магазине для дома. В этот раз в его продуктовой сеточки лежала булка хлеба и банка разливного молока – почти ежедневный набор его покупок для дома.
На остановке было немноголюдно – он не работал по-сменно и поэтому часто не попадал в основные потоки рабочих. Как всегда, он немного не дошёл до навеса остановки автобуса, где на её скамеечках уже что-то громко обсуждали заводские уборщицы. В стороне от них курили двое таких же, как и он разнорабочих, но только из других цехов, а за самой остановкой трое молодых практикантов с аппетитом жевали булочки всё из того же магазина.
Осеннее солнце торопилось спрятаться за расплывчатым серым горизонтом, потрёпанные недавним сильным ветром мрачные облака всё ещё суетливо пытались сбиться в грозные тучи, а недовольные причудами природы деревья, стуча в наступающих холодах ветвями сбрасывали с себя последнии и изорванные покрывала мёртвой листвы.
Из-за складской пристройки магазина, давно обжитого места любителей выпить, пошатываясь, громко и развязанно объясняясь вышли небритые и потрёпанные мужчины, купившие до этого прямо перед Аркадием две бутылки водки. Их появление бросилось в глаза всем ждущим автобуса: грубый мат, выхлёстываемая наружу агрессия, но самое важное – в них была некоторая фальшивость. Но эту фальшивость в поведении, может быть, сразу заметил только Аркадий – в колониях, рядом с преступниками он провёл много лет и хорошо изучил людей готовых к агрессии и насилию. Трое мужчин ещё не приблизились к Аркадию, бывшим как раз первым у них на пути, но всем стало ясно, что без конфликта здесь не обойдётся.
-Эй, ты! Пить будешь?- один из пьяных протянул Аркадию ещё несовсем пустую бутылку водки.
-Я не пью,- отказался Аркадий и вежливо улыбнулся, поняв по глазам разыгрывающих пьяную сцену мужчин, что эти люди пришли за ним.
-Трезвенник, да?- Трое крепких мужчин взяли его в живое кольцо.
-Я верующий!- громко ответил он, а потом тихо, что бы услышали только его «оппоненты».- И вы это знаете.
-Ты кого обозвал, скотина?- завопил один из них и ударил Аркадия твёрдым кулаком в живот.
-Извращенец!- Другой ударил сзади по почкам и свалил свою жертву на землю.
Быстрые и сильные удары ног посыпались со всех сторон на Аркадия – его палачи должны были уложиться в две минуты – предположительно столько времени надо для того, что бы свидетели начали адекватно реагировать на происходящее: оказывать какую-то реальную помощь, запоминать лица и приметы нападающих и прочее. Они пока не били в голову, что бы жертва ненароком не потеряла сознание и перед смертью ощутила в полной мере боль и страх.
-Решил Родину предать?- прошипел у него над ухом один.
-Господи, прости им..!- Аркадий, после многих ударов в грудь, нашёл силы произнести вслух свою последнюю молитву.
-Детей развращать..?- кричал тот, в руках у которого появилась арматура завёрнутая в газету, которой он стал молотить по суставам. Пусть публика думает о избиваемом, как о плохом человеке – это ещё немного отвлечёт их от оказания помощи, а следствие и общественность обогатит удобной для властей информацией.
Человек с арматурой склонился над ним:
-Ты сейчас здесь сдохнешь, но что бы тебе было веселее умирать и что рассказать боженьке, слушай: жену твою лишат материнских прав, а детей расскидают по детским домам.
Теперь в глазах Аркадия показались слёзы – на путь мучений за Христа придётся встать и всей его семье.
-Господи, дай им сил – моим любимым и родным..!- У него не получалось вытерить слёзы на щеках, так как руки, как и ноги, были отбиты и плохо слушались. Но он знал, что все слёзы страданий детей Божьих отрёт Сам Христос!
Холодный металл в руках беспощадного и опытного убийцы несколько раз обрушился на голову Аркадия, не оставляя ни какой надежды выжить убиваемому за веру человеку.
Уже с криками беды к нему бежали женщины с остановки, а двое пожилых мужчин-разнорабочих, вооружившись камнями смотрели вслед быстро скрывающимся в ближайших переулках бараков преступникам, но его жизни уже ни кто не мог помочь.
Пахучий хлеб, сдобренный молоком из разбитой банки привлекал местных воробьёв и они ещё долго «дежурили» на том месте, где был убит человек.

Капитан Егоров лично проводил офицеров в аэропорт, с благодарностью и уважением пожав им руки. Увиденное им из переулка, где за рулём автомобиля он ждал исполнителей-палачей было не таким уж и страшным – вера идеалам легко скрывала совесть. А ещё он любил самолёты – с лёгкостью отрывающихся от земли и гордо, с уверенностью богов покоряющих небо...

РасправаПроза

Расправа
Проза